Вокруг вода. Она словно оберегает меня, защищает, дает сил, как любящая мать, держащая в руках свое дитя. Мой мир тает. Перед глазами лишь голубая пелена, которая исчезнет, стоит  только досчитать до трех. И тогда, вода расступится, дав глотнуть воздуха, а передо мной предстанет другой мир. Другой, но не чужой.

Как всегда с улыбкой на губах меня встречает Конрад, но в этот раз я вижу в его глазах не свойственную ему усталость. Каждый раз, принимая из рук крестного махровое полотенце и сухую одежду, я задумываюсь о том, что за прошедшие семь лет я так и не смог в совершенстве овладеть собственной силой. Не смог подчинить ее, заставить повиноваться и усмирить страх перед ней. И я никогда не жалел, что полностью не обуздал магию, что течет во мне, ведь и той ее крупинки, что подчинялась, хватало, если приходилось разрешать конфликты силой. Но сейчас этого было мало. Сейчас, я проклинаю себя за то, что не переступил через себя, через свою нерешительность, свой страх. И тогда бы мне не пришлось бы пережить этот кошмар.

Шаги по пустующему коридору отдаются громким эхом, словно в эпизоде из фильма ужасов. Спящий замок,  что днем дышит жизнью, сейчас будоражит сознание, пугает. Коридоры, еле освещенные огнем факелов, равнодушные взгляды с картин, блеск оружейной стали и гладкого камня скульптур – от всего этого веет холодом, безмолвием, тревогой, что пробирается под кожу, до самого сердца, вгрызаясь в него, и не желает отпускать. Казалось, за столь долгие годы можно было привыкнуть к окружающей атмосфере, но человеку, выросшему в цивилизации, в век нанотехнологий, в котором замки стали стереотипом, олицетворяющим страх, холод, смерть и сверхъестественные силы, не дано подобное.

В нерешительности замираю у высокой двери. Тело словно каменеет. Я знаю, что Конрад видит мою нерешительность, но ничего не говорит, не спешит подтолкнуть.

 - Конрад, – мой голос обманчиво спокоен и уверен, – все хорошо, можешь идти.

Но офицер все так же стоит за моей спиной, словно тень.

Глубоко вздохнув, не чувствуя, но видя, как дрожат руки, открываю дверь королевской спальни, она с легкостью, без единого шума поддается. С секундным колебанием захожу в опочивальню, и так же тихо закрываю за собой дверь. Мне не нужно огладываться, чтобы знать, что Конрад не двинулся с места, и, словно каменное изваяние, пробудет там еще какое-то время.

В комнате полумрак. Одиноко горит в углу канделябр, бедно разгоняя тьму. От ночной прохлады по телу бежит дрожь. За задернутыми тяжелыми портьерами не видно, что все окна распахнуты настежь. У кровати сидят двое: устало опустившая плечи и беспомощно сложившая руки на своих коленях Гизела, и вечно суровый и невозмутимый Гвендаль, устроившийся спиной к входу. Услышав шум, девушка обернулась и, заметив меня, ободряюще улыбнулась. Маршал не обратил на мое появление никакого внимания - оно сейчас приковано лишь к одному единственному человеку. 

Медленно ступая по мягкому ковру, подхожу ближе. Мой взгляд скользит по кровати: сбившаяся в угол простынь, золотая россыпь волос на подушке, обнаженное стройное тело под тонким покрывалом, грудь быстро поднимается-опускается, приоткрытые губы и стеклянные, смотрящие в никуда, зеленые глаза. Ты дернулся всем телом, со всхлипом хватая ртом воздух, от чего Гвендаль еще сильнее нахмурился и, устало вздохнув, прикрыл глаза. Он уже больше не мог наблюдать за твоими мучениями. Присев на край кровати, осторожно касаюсь твоего бледного лица.  Вольфрам, прости меня.

Как бы ни было все спокойно, как бы ни нравилась народу правящая верхушка, всегда найдется злодей, который захочет все испортить, подчинить себе, сломать сложившийся мир. Это всегда было, есть и будет. Так произошло и со мной. Я никогда не забуду тот день, когда стало известно местонахождение древней реликвии, которую необходимо было вернуть во дворец. Я никогда не забуду, с каким энтузиазмом и решительностью собирал отряд. Я не забуду тот день и то мгновение, когда ты вызвался отправиться со мной. Я не забуду тот день, потому что я его проклинаю.  

Наша своеобразная миссия была довольно проста: привести и замкнуть в королевской сокровищнице пускай прекрасную, но опасную реликвию. О ее губительных свойствах не смогли поведать  ни увесистые фолианты, ни потрепанные временем свитки, ни Мурата, которому, казалось, были известны все тайны мира. Но в один момент простая прогулка за сокровищем переросла в бойню. Этот опасный антиквариат оказался в руках сильных и умелых мадзоку, не пожелавших добровольно отдать ценную находку. Земля сотрясалась от заклинаний, звенел метал скрещивающихся мечей, повсюду были слышны сорванные в крике голоса, в воздухе чувствовался запах гари и крови. Когда пыль вновь осела над полем брани, меж раненых и мертвых остались трое бунтарей захваченных в кольцо выжившими гвардейцами. И этих троих ждала смерть. Мой взгляд был прикован к единственной среди них девушке, что заслоняла собою друзей. Я никогда не забуду этот взгляд полный ненависти, скорби, отчаянья, безумия и решимости. Щеки девушки были в слезах, ее всю трясло, как в лихорадке, а руки судорожно сжимали камень цвета крови.

 - Вы все, - взгляд безумных, широко открытых глаз скользнул по каждому из солдат, – все! Вы все поплатитесь за это!

 - Я проклинаю, – хриплый голос бунтарки был пропитан ненавистью, – проклинаю вас всех. Вы все поплатитесь за содеянное. Поплатитесь!

Изящная рука, с указующим перстом, медленно взметнулась вверх, и девушка посмотрела прямо на меня.

 - А ты-ы-ы… - наклонив голову в бок, она ненадолго замолчала. Неожиданно ее губы искривились в улыбке, – ты познаешь ту же боль, что пришлось испытать мне.

Выставив перед собой реликвию, обезумевшая смутьянка стала быстро произносить заклинание. Кинувшихся к ней солдат размело в разные стороны. В этот момент я чувствовал свою силу, чувствовал Мао, я был им. Драконы, неистово ревя, безуспешно атаковали невидимую преграду. Камень повис в воздухе и горел ярким огнем, слепя глаза. Девушка читала заклинания все так же, не отводя от меня взгляда и не опуская руки.

 - Познай мою боль, король! – разнесся над поляной, перекрывая шум ветра, женский голос.

В этот момент я был готов ко многому. Я чувствовал неиссякаемый поток морекку в своем теле, окутывающий и защищающий меня, чувствовал поддержку природы и окружающих меня людей. Я был готов ко многому, но не к тому, что случилось.

Когда стало трудно дышать, и воздух, казалось, пропитался магией - все вокруг замерло в страхе. Лицо девушки исказила мстительная улыбка, она неожиданно перевела свой взор и поднятую руку в ту сторону, где стоял ты, Вольфрам. Громко грянули последние слова заклинания. Яркая вспышка ослепила всех.

Я не помню, как отчаянно кричал твое имя, как ринулся к тебе, стоило только моему зрению вернуться. Но помню, как крепко держал тебя живого и невредимого в объятьях, дрожащими руками гладя по волосам, уткнувшись носом в светлые пряди и вдыхая твой запах, а липкий страх, сковавший мое сердце, все не хотел отступать. И в тот момент мне было не важно, что тело мятежницы, словно охваченное огнем, медленно исчезало, поглощаемое злосчастным камнем, а в последнее мгновение своей жизни она плакала и протягивала руки куда-то туда, где лежали мертвые тела. В этот момент было важно лишь то, что ты жив. Что все произошедшее было фарсом и впечатляющей игрой со светом. Я свято верил в это. Был уверен. Но ошибся.

Все началось внезапно.

За две недели, проведенные мной под горами неподписанных бумаг после возращение в Нью-Макоку, это был первый своеобразный выходной. И предложение о конной прогулке было как нельзя кстати.

Погода шептала. Наш путь проходил по лесной дороге. Здесь царствовала матушка природа, а птичьи голоса, в качестве музыкального сопровождения, ещё больше поднимали настроение. Наша беседа в какой-то момент переросла в шуточное противостояние, и тогда ты предложил устроить соревнование и, не дожидаясь моего ответа, пустил своего коня вскачь. Пытаясь догнать тебя, я чувствовал, что счастлив, на душе было легко и ясно, и мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Я в очередной раз подумал о том, что рад, что ты рядом со мной.

Вдруг ты остановил коня, резко натянув поводья, и, даже не пытаясь удержаться, упал на землю. Остановив Ао, я кинулся к тебе, опасаясь, что ты мог себе что-то сломать, но, не добежав пару шагов, замер на месте. Ты стоял на четвереньках, дрожа всем телом и шаря рукой по земле. В твоих изумрудных глазах читался страх. Взгляд уперся в одну точку. Пошатнувшись, ты завалился на бок. Рухнув на колени около тебя, я не знал, что делать. Беспомощно смотрел, как ты испуганно уставился в пустоту, как загребал пальцами землю, и на глаза навернулись не прошенные слезы.

 - Юри! – в твоем голосе слышался страх. И я в ту же секунду схватил твою руку и сжал в своей ладони. Другой коснулся взмокшего лба, но лечебная магия рассеялась, не успев толком появиться.

 - Да что же это такое!? – мое сердце испуганно сжалось, – Вольфрам, прошу, держись, все будет хорошо!

В этот момент я не знал, кого больше успокаиваю, тебя или же себя. В голове мелькало множество мыслей, мной медленно овладевала паника. Я не знал, что делать. Перевозить тебя в таком состоянии могло быть опасно. Оставить здесь одного нельзя, а позвать на помощь не представлялось возможности. Что же мне было делать?!

Оставив тебя лежать, уткнувшегося лицом в землю, я кинулся к лошади.

 - Вольфрам, держись, мы сейчас вернемся, и Гизела тебе поможет. Она поможет.

 - Не нужно, – неожиданно я услышал твердый голос и, повернувшись, наблюдал за тем, как ты приподнимаешься на руках, – мне уже лучше. Все прошло.

На обратном пути в замок, я все время держал тебя в поле зрения, а ты так и не дал мне о себе позаботиться. Уверял меня, что все порядке, проигнорировав меня, когда я попросил, чтобы ты меня так больше никогда не пугал меня. Я надеялся, что все образумится.

Но приступы стали появляться все чаще и становились все сильнее. Потерю координации в пространстве сменяли галлюцинации, обмороки, бред, тошнота, аритмия, легочная недостаточность, сильные головные боли, потеря зрения и каждый раз, когда это случалось, ты старался скрыть, насколько тебе плохо и больно, а я каждый раз мог лишь бессильно наблюдать и, кусая губы, проклинать себя за свою беспомощность.

Все попытки вылечить тебя терпели неудачу. Гизела каждый раз со слезами на глазах извинялась, Мурата оккупировал библиотеку, лучшие целители и врачи со всего мира посещали дворец, но все тщетно. Тебе становилось все хуже, а надежда ускользала, словно вода сквозь пальцы.

 - Все будет хорошо. Ты поправишься, вот увидишь, – перебирая мокрые, спутавшиеся золотые пряди, уверял я.

 - Спи, тебе нужно отдохнуть, – укрыв изнеможённое и исхудавшее тело, я коснулся бледного лица. Совсем недавно оно искажалось от боли, а мы с твоими братьями с трудом держали тебя, извивающегося в очередном припадке.

 - Сладких снов, - искренне пожелал я, надеясь, что, хотя бы в царстве Морфея, ты смог бы забыться и отдохнуть. Убрав выбившиеся пшеничные пряди с глаз, я встал с кровати, но сделав только шаг остановился.

 - Вольфрам? – ты крепко сжимал край моего рукава в кулаке, опустив голову. Я замер в ожидании. Отпустив край пиджака, ты скользнул вниз по моей руке, осторожно коснувшись кисти. Сжимая губы в тонкую полоску, ты нерешительно погладил тыльную сторону ладони и переплел наши пальцы. Потянул на себя, заставляя шагнуть обратно к кровати, поцеловал мою руку, и прижал её к своей груди, все так же не поднимая головы. Я чувствовал твою дрожь.

Мое сердце трепетало. Ты впервые показал свою слабость, свой страх и от этого, как бы это ни было смешно, мы стали ближе. Сильнее сжав твою ладонь, я желал передать тебе через наше касание свое тепло, свои чувства, свою веру.

Присев на край кровати, придвинувшись к тебе, коснулся твоего лба своим. Мне так много хотелось тебе сказать, пообещать, но с моих губ не срывалось ни звука. Зачем? Зачем лишние слова, ведь ты и так все знал, чувствовал. Зарывшись пальцами в твои волосы, я стиснул локоны в кулаке. В этот момент мое сердце сжималось от боли и внезапной близости.

 - Черт, Вольфрам, – с придыханием прошептал я, поцеловав твою макушку, лоб, коснувшись шеи.

 - Черт, черт, черт, – словно мантру повторял я ругательства, прижимая тебя к себе ещё сильнее, уткнувшись носом в растрепанную шевелюру. Отстранившись, я вновь пропустил сквозь пальцы россыпь золотых локонов. Не отдавая отчета своим действиям, обхватил твое лицо ладонями, заставив тебя приподнять его, и припал к твоим сомкнутым губам. Такой по-детски робкий, но чувственный поцелуй длился всего пару мгновений, в течение которых я думал о том, что не отдам тебя никому и никогда. Даже смерти.

Неожиданно ты издал негромкий полный боли вскрик, чем вывел меня из раздумий, и сжался в комочек, словно в попытке согреться. Я рефлекторно дернулся и, возможно, почувствовав это, ты  попытался отползти дальше, но боль вновь скрутила тебя и ты, уткнувшись лицом в матрас, тихо заскулил.

 - Ему не нравятся резкие движения, а так же громкие звуки – прошептала Гизела, заметив что я испугался. В голове возникли сотни вопросов, но я не нашел ничего лучше, как спросить:

 - Как он?

 - Плохо, Ваше величество, – тихо ответила девушка, – пускай сейчас он не осознает реальности, но боль чувствует вполне осознанно. Мы не можем дать ему болеутоляющее, так как боимся, что сердце не выдержит.

Твой громкий крик оборвал рассказ лекаря, и она, кусая губы, опустила голову. Гвендаль потянулся к тебе, но замер, не решаясь коснуться твоего плеча. Переведя неосмысленный и испуганный взгляд на генерала, ты неловко махнул рукой в его сторону, случайно ударив того по лицу. Поймав твою ладонь, он сжал ее и коснулся тонких пальцев губами, поглаживая. От этих прикосновений ты стал успокаиваться и закрыл глаза.

 - Кажется, что кризис миновал, но…  Ваше величество, - голос Гизелы дрожал и становился все тише, – вы должны быть готовы к тому, что Вольфрам может не пережить эту ночь.

 - Он переживет! – позабыв об осторожности громко возразил я, сконфуженно заметив, как ты вздрогнул.

– Он ее переживет! Он сильный, - уже тише добавил я, – Он поправится. Боб нашел способ ему помочь.

Гвендаль и Гизела резко повернулись ко мне, и в их взгляде вновь зажглась давно угасшая надежда.

 - Как только наступит утро, я перенесу Вольфрама в свой мир, и там о нем позаботятся.

 - Чего ждать? Нужно немедленно…

 - Нельзя. Сейчас еще слишком рано. Сначала в мой дом должны принести все необходимое оборудование. Неизвестно, как Вольфрам отреагирует на перенос между мирами, поэтому на всякий случай, мы должны быть готовы ко всему.

Наступила тишина. Возможно, это насторожило тебя или ты почувствовал напряжение, но изумрудные глаза распахнулись. С усилием.

 - Может, стоит закрыть окна? – наблюдая за тем, как ты пытаешься сильнее поджать ноги, предложил я.

 - Нет, – покачала головой Гизела, – станет только хуже. Это не от холода. А так ему хоть немного легче.

 Неожиданно Гвендаль поднялся со своего места, неохотно отпустив холодную ладонь брата, и не проронив ни слова, покинул королевскую спальню. Девушка понимающе проводила фон Вальде взглядом: не пристало генералу показывать своих чувств.  А я, боясь отвести взгляд, все наблюдал за тем, как твои глаза закатились, а дыхание стало рванным.

Гизела все прекрасно понимала без слов.

 - Думаю, он рад, что вы пришли, – обратилась она ко мне, поднимаясь на ноги, – Ему легче, когда вы рядом, Ваше Величество.

Лишь в тот момент, когда послышался звук открывающейся двери, я решился на ответ:

 - Ошибаешься. Он бы ни за что не хотел, что бы я его таким видел.

Дверь тихонько закрылась.

Не раздеваясь, я лег на кровать рядом с тобой и обнял, мечтая защитить от всего на свете. Почувствовав тепло и поддержку, ты обвил мою талию руками, утыкаясь носом в грудь. Рвано вздохнув, ты дернул ногой.

 - Вольфрам, – ты чуть сильнее сжал мой пиджак, веки дернулись, но так и не открылись.

 - Вольфрам, прости меня. Это все моя вина, – слезы появились на глазах сами собой. Я так хотел остаться сильным перед тобой. Не хотел показать своих чувств.

 - Я люблю тебя, Вольфрам, слышишь? Я люблю тебя, – шептал я куда-то в макушку, не чувствуя собственных рыданий, -  Не смей умирать.

Издав тихий вздох, больше похожий на хныканье, ты с силой сжал мою одежду, дернувшись всем телом, перед тем, как твоя хватка совсем ослабла. Я с силой прижал тебя к себе пытаясь сохранить твое тепло. Твоя рука соскользнула с моей талии и безвольно упала на белую простынь, такую же, как и ты сам.

Время все так же медленно течет дальше. Ночь господствует над миром.  А я молюсь всем богам и прошу тебя об одном: «Дождись утра».